top of page

Илья Инишев, культуролог, отвечает на вопросы фестиваля «Код эпохи»

Илья Инишев
Ilya Inishev

 

PhD, assosiate professor of the cultural sciences of Higher School of Economics

Мы все чаще осознаем себя находящимися в поисках надежных отличительных признаков, «железных» правил, убедительных образов и достоверных кодов. Сама эта все возрастающая потребность в разного рода ориентирах — важная черта (если не identification code) нашего времени. Мы все чаще нуждаемся в услугах различных посредников-интерпретаторов, своего рода «декодеров». А зачастую и сами вынуждены брать на себя эту функцию: как в отношении ближних, так и по отношению к самим себе.

 

За всем этим, как мне представляется, кроется характерная для современности тенденция к «семиотизации» культуры, к неконтролируемой мультипликации и пролиферации кодов, которые в свою очередь — следствие и важный отличительный признак современности,  отнимаемой не во временном смысле, а в упомянутом содержательном или  пространственно-субстанциальном значении: в значении культурного типа, «духа времени», если угодно.

 

В современной философии и социальной теории выражению «дух времени» нередко предпочитают «социальное воображаемое» или «социальное воображение». Конечно, не всегда в теориях для обозначения сходных явлений используются одни и те же понятия. Если, например, Корнелиус Касториадис, Чарльз Тейлор и Бенедикт Андерсон используют понятия «социальное воображение» и «социальное воображаемое», то Мишель Фуко говорит о дискурсивных формациях, Ирвинг Гофман о фреймах, Петер Бергер и Томас Лукман о жизненном мире.

 

Вопреки сложившемуся словоупотреблению «воображаемое», «сконструированное» в этих теориях понимается не как противоположность «действительного», а напротив, как позитивная характеристика социального мира, как единственно возможный способ его существования.

 

Следует уточнить: воображаемо по своей природе любое сообщество. Особенность же современного общества — едва ли не всеобщее осознание этого обстоятельства (или как минимум тенденция к такому осознанию). Именно перенасыщенность современной культуры кодами делает зримым ее воображаемый характер, и это также — ключевая отличительная черта нашего времени.

 

Собственно, сама речь о культурном коде, границах и индивидуальном образе, своего рода физиономии той или иной культуры сложилась на поздних этапах модерна и для него характерна. С исчезновением единого, ибо единственного кода европейской культуры (христианства) впервые стало отчетливо зримо само значение фактора надындивидуальных смыслов, производимых и распространяемых в разнообразных средах и медиумах в контексте не поддающихся регламентации действий и процессов. «Надындивидуальные», однако, не значит «универсальные»: универсальные коды — такие, как финансы, право, языки программирования и другие — используются сегодня по большей части для организации каналов обмена неизменно локальными смыслами.

 

Важный симптом современности — утрата вербальным языком былого статуса привилегированного коммуникативного медиума. Локализация и плюрализация смыслов ведет к плюрализации типов смыслового субстрата. Сегодня не столько язык, сколько невербальные медиа, — такие, как разнообразные социальные ритуалы, эмоциональные состояния и, возможно, в первую очередь материальные поверхности повседневных вещей, доступные, прежде всего, в контекстах визуального опыта, — служат средой для создания и распространения коллективных значений. В известном смысле характерная для современности тенденция к тотальной визуализации и иконизации — это ответ на произошедшее и продолжающее происходить разрушение смысловых континуумов.

 

Дух нашего времени — странная и, может быть, взрывоопасная смесь чувств безысходности и свободы, проистекающая из характерной для современности «принудительной» индивидуализации. Код нашей эпохи — это выбор, комбинирование и конструирование социального пространства, что делает нашу эпоху эпохой кодов.

Эпоха кодов

 

Пожалуй, одна из отличительных черт современной эпохи — ее гипертрофированная рефлексивность, сосредоточенность на поисках своих собственных контуров и собственного профиля. Эта черта тесно связана с особенностью «нынешней» современности, с отличием сегодняшнего понимания слова «современный» от того, что оно значило в предшествующие эпохи. Само стремление к периодизации истории в различных масштабах — особенность и симптоматичное явление нашего времени. Давно уже стало привычным говорить об эпохах и поколениях в политике, искусстве, науке, государственном и бизнес-администрировании и т. д. Но мы также охотно говорим и о поколениях в мире вещей: например, о следующем поколении компьютеров, автомобилей и т. д.

 

Примечательно, что такая периодизация избирательна: ее удостаиваются лишь некоторые сферы деятельности и типы вещей. Мы, например, как правило, не говорим о новой генерации мебели и тому подобном.

 

Современность, в которой нам доводится жить и которую, как правило, называют модерном или модернити, следует понимать не столько во временном, сколько в нормативном и даже субстанциальном (содержательном) смысле. Оба эти значения в известной мере пересекаются. Например, канадский социальный теоретик и философ Чарльз Тейлор рассматривает модерн как новый «моральный порядок», который основан на идее взаимного интереса индивидов (не только и не столько экономического) и который прошел в процессе своего формирования «долгий путь» на протяжении последних трех-четырех столетий. Столь значительная распределенность во времени объясняется тем, что процесс установления нового «морального порядка» затрагивал не только область мышления, но практически все измерения человеческой жизни: телесные практики, эмоциональную сферу, эстетические установки и многое другое. Происходил постепенный разрыв устоявшихся и неосознаваемых связей, болезненное высвобождение из онтологических и социальных порядков домодерного прошлого.

 

Сегодня, в эпоху так называемой поздней модернити, мы можем говорить и о распределенности модерна в пространстве: самые разные формы мышления, экономического и повседневного поведения, разнообразные телесные практики и регистры эмоциональности сосуществуют в едином пространстве.

 

Единство и глобальный характер пространства современной культуры поддерживается и артикулируется фактором глобальных коммуникативных сетей, обеспечивающих безграничный и, соответственно, трансграничный обмен образами, эмоциями, тактильным ощущениями, моделями жизненных траекторий, идеями, мифами и предрассудками. Модерн, модернити — это не столько неизбежная фаза в формальной структуре времени, сколько постоянно расширяющееся полемическое пространство, характеризующееся, как и любая территория спора, сложными взаимоотношениями насилия и свободы.

 

В отличие от временной трактовки современности трактовка субстанциальная (или пространственная) заключает в себе момент неопределенности и связанной с ним свободы. Временное понимание современности заключает в себе своего рода онтологический страх, — страх несуществования, смерти, если угодно. Ведь не быть современным в этой связи означает быть в прошлом или не быть вовсе. В этом как раз заключается негативный момент, момент несвободы. Быть современным во временном отношении — своего рода факт, за настойчивой констатацией которого скрывается наша неуверенность в том, удастся ли нам обрести свое место в модерном пространстве. В смысле, близком к пространственному, современность — это как раз не факт, а задача. Современным человеком в этом значении слова следует стать. Для этого недостаточно просто попасть в настоящее. Быть современником означает, по выражению Канта или Маркса, вступать в «царство свободы» — свободы выбора прежде всего.

 

Из этого проистекает, на мой взгляд, такая важная черта «поздней современности», как индивидуализация рефлексии. Еще не так давно специфически модерная рефлексивность имела свой локус, своих агентов и свои институты. Сегодня же задача рефлексии все чаще и настойчивее перекладывается на индивида.

The All-Russian Museum of Applied and Folk Art, International Culture Project "Art-Residence"

 

Curators of the festival: Konstantin Grouss, Dmitry Alexeev

Kod Epohi / Zeitgeist

Contemporary art, music, dance in the world of ideas and objects

 

​14-24 March, 2013

KodEpohi
bottom of page