Однако в начале XXI века время масштабных, смелых и оптимистичных проектов будущего прошло. Отказ от проекта Просвещения, критика и деконструкция больших нарративов в социальных и гуманитарных науках, крушение или выхолащивание идеологий, разочарование в прогрессе – все эти факторы интеллектуального и психологического процесса последних десятилетий создали ту ментальную ситуацию неверия в содержательно отличное будущее, в который мы существуем и сейчас. Как уже было сказано выше, удивительна тотальность описываемого явления. Можно взять буквально любую сферу и увидеть более или менее идентичную картину. Достаточно нескольких иллюстраций. Главным вопрос международной политики (особенно в массовом восприятии) остается гипотетический переход лидерства от США к Китаю или Индии, абсолютно не предполагающий качественных изменений и создания нового мира. Несмотря на практическое разрастание разнообразных интернациональных институций, их способность стать проводником глобальных перемен воспринимается все более критически. Как недавно сформулировал историк Марк Мазоуэр, «мы перешли из эпохи веры в идею международных институтов к эпохе, потерявшей эту веру». Если мы и верим во что-либо, то лишь в вероятность глобальной катастрофы, локальной или мировой ядерной войны с ее неизбежным апокалиптическим сценарием.

Потеря веры распространяется и на технологии. Чрезвычайно показателен контраст с еще относительно недавним прошлым. В середине XX века Джордж Оруэлл, по иронии автор одной из наиболее известных литературных антиутопий, твердо верил в технологический прогресс как средство решение проблемы неравенства. Теперь же технологии и даже научное знание воспринимаются в первую очередь как угроза, они окутаны мифическими страхами, мы не ждем от них улучшения жизни и только опасаемся, как бы они не положили конец этой жизни. Зачастую мы просто не замечаем научного прогресса, что несколько нелепо в эпоху беспрецедентного качественного и количественного роста знаний (в соответствии с занимательной статистикой с середины 1990-х годов было опубликовано больше научных статей, чем за всю историю человечества). Но даже когда мы не можем игнорировать технологические перемены (даже весьма молодые люди еще помнят эпоху до массового Интернета, мобильной связи и социальных сетей), тенденция видеть все в негативном свете преобладает. Повсеместные жалобы на то, что виртуальное пространство уничтожает реальность, вытесняет реальный опыт – лучший тому пример. Дальнейшие казусы, относящиеся к различным областям, можно перечислять бесконечно (кинематограф с разнообразными вариациями на тему конца света может послужить богатым источником образов), но диагноз итак ясен. Интеллектуально, технически и политически мы застряли в своеобразном Дне сурка, концом которого может быть лишь Апокалипсис.

Есть ли выход из нынешней ситуации неверия в альтернативы и массовой помешанности на конце света? На индивидуальном уровне люди не способны предвидеть будущие изменения своей личности и все равно неизбежно меняются; общество, глобальные представления и мировой порядок, несомненно, также не избегнут перемен. Можем мы, однако, рационально направлять изменения и целенаправленно создавать новый мир? Возвращение в Эдем больших нарративов и твердой веры в идеологии уже невозможно (в конце концов, эта вера была потеряна не просто так). Интеллектуально мы не сможем принять никакой проект будущего, апеллирующий к исторической неизбежности, к «законам» общественного развития, к смыслу исторического процесса. Это проблематизирует любые попытки предвидеть и приблизить новый мир, но дает свободу, невозможную в рамках любой необходимости (метафизической, этической или исторической). Такая общественная установка неплохо сочетается с дарвинизмом, постулирующим случайность жизни и сознания. Эта картина может пугать, вынуждая искать и бесплодно надеяться на большее, на вселенную со смыслом, но, как пишет американский философ Питер Годфри-Смит, может и давать особое чувство свободы. Однако эту свободу, как личную, так и общественную невозможно реализовать без простейших материальных условий, без ухода от борьбы за выживание. Именно здесь нам и следует искать новый проект будущего. В мире без необходимости, без заранее предсказанного будущего, мы должны стремиться к тому, чтобы у максимального количества людей была физическая, интеллектуальная и духовная возможность использовать эти разные формы свободы.