top of page
«Код безвременья»
Суета консервативных инноваций

 

История дала задний ход и забуксовала. Начало нового столетия — напряженное движение в никуда, яростный бег на месте. Эпоха реакции и безвременья. Но не унылая, скучная, однообразная, а динамичная, яркая, инновационная. Именно это слово — «инновация» — в наибольшей степени выражает торжествующую бессодержательность. Нужно быть новым. Нужно меняться. Для чего? С какой целью?

Как? Для того, чтобы остаться на месте, чтобы не потерять своих позиций, чтобы доказать свою современность и динамичность, оставаясь, в сущности, глубоко консервативным. Реально значимые, революционные изменения не могут происходить в науке, технике, даже в эстетических стилях чаще чем раз в четверть века. Иное невозможно и не нужно. Менять базовые технологии, парадигмы исследований, методы работы, нормы поведения более часто — просто непродуктивно, даже если бы это было возможно по факту: ведь каждая технология, производственная, социальная или даже культурная, должна раскрыть свои возможности, развиться, решить основные поставленные перед ней задачи и только после этого, исчерпав себя, может быть сменена чем-то новым — в соответствии с теми задачами и проблемами, которые сформировались в обществе на данном этапе его развития. Если вопросы не поставлены, кому нужны ответы? Постоянные инновации означают переход в режим перманентной симуляции. Они не только никуда и никого не двигают, но препятствуют осмысленному движению, последовательному и логичному развитию так же, как бессмысленная суета и мельтешение мешают любой работе. Целеполагание становится невозможным, вопросы не ставятся и не решаются, масштабные проблемы, стоящие перед обществом, не осмысливаются, поскольку дух эпохи настаивает на «равноценности» всего. Общество само себе запрещает формулировать приоритеты. Любая мелочь так же важна, как и самые важные системные противоречия. Это значит, что общественная мысль не может подняться над горизонтом сиюминутных мелочей, частностей и специфических интересов малочисленных групп. Зато эти мелочи разрастаются до глобальных размеров, затмевая любое иное содержание. Остаются только частные интересы, в соответствии с логикой рынка разрастающиеся до масштабов корпоративного господства.

Философия не мертва, но унижена и опошлена. Анализ заменен спекуляцией, информация — слухами, знания — мнениями. Главное направление мысли — обсуждение и разоблачение всевозможных симуляций и симулякров. Это получается очень убедительно и изысканно.

То, что симуляцией не является, не вызывает интереса ни у мыслителей, ни у их публики. Готовность к постоянным бессодержательным изменениям становится принципом нового консерватизма. Самое инновационное существо на свете — хамелеон. Он умудряется менять свой цвет постоянно, ничуть не изменяясь во всем остальном.

Можно ли представить себе хамелеона, способного к рефлексии, анализу, самооценке? Нет, такого не может быть даже в сказке. Между тем экономический кризис то и дело вторгается в повседневность, демонстрируя наличие совершенно другой, драматической и противоречивой реальности, в которой есть главное и второстепенное, в которой продолжается классовое противостояние со своей безжалостной логикой, требующей преодоления господства частных интересов во имя развития общества. Забвение этого простейшего принципа, некогда погубившее Древний Рим, сегодня ставит под вопрос способность нашей цивилизации обеспечить элементарное воспроизводство. 
 

Грандиозного масштаба разрушительные процессы разворачиваются подспудно, пока общественное внимание отвлечено мельтешением всевозможных инноваторов. Кризис упорно не удается преодолеть. Сколько бы денежных средств ни затрачивалось, какие бы меры ни предпринимались, все это ведет лишь к затягиванию и углублению болезни. Можно утешать себя тем, что во время Великой депрессии все было еще хуже. Но тогдашние потрясения привели к переменам и открытому противостоянию сил, предлагающих свои пути преодоления кризиса. Нынешняя эпоха лишь продлевает кризис до бесконечности: все попытки радикальных решений, необходимых для того, чтобы произошел перелом, блокируются. Ведь конец кризиса означает не только и не столько оздоровление экономики, сколько конец существующего вокруг нас общества, резкое изменение правил жизни, смену не только элит и доминирующей идеологии, но и всей повседневной стихии нашего существования. Это похоже на ситуацию, когда во время пожара вам разрешено делать все что угодно, кроме одного: тушить огонь. Пламя постепенно пожирает нижние этажи здания, в то время как на верхних этажах продолжается увлекательная игра в инновации. Конец безвременья знаменуется началом революций. Не тех, что предстают перед нами в образах романтического мифа, но реальных общественных потрясений, главная особенность которых в том, что на передний план выходят миллионы людей, еще недавно не задумывавшихся о политических вопросах и даже не отдававших себе отчета в собственном положении.

С точки зрения идейных эстетов, революции всегда оказываются неправильными. Они не соответствуют собственному мифологическому образу, поскольку этот образ изначально создавался для того, чтобы спрямить, упростить, приукрасить и реинтерпретировать драматическое течение реальных событий. Но деваться некуда, мощные силы общественных противоречий дают о себе знать, наглядно демонстрируя, что является в действительности важным, а что второстепенным, заставляя нас делать однозначный и необратимый выбор и оставляя очень мало времени на размышление. На сей раз революционный импульс приходит не с Запада, а с Юга, не из экзотического партизанского очага Латинской Америки, а из грязных трущоб арабских городских кварталов. Но это лишь первый этап процесса, участниками которого обречены стать все мы. История возвращается. Она не будет стучаться в дверь, а просто сорвет ее с петель. Но историческая работа не делается сама собой. Делать ее предстоит нам, хотим мы того или нет. Нас предназначили для участия в этой драме, независимо от наших предпочтений и даже талантов. Надо только быть готовым к ответственности. И, выйдя навстречу надвигающимся событиям, сказать: как бы ни были опасны перемены, они все равно в тысячу раз лучше бессмысленной суеты эпохи консервативных инноваций.

Борис Кагарлицкий, социолог, отвечает на вопросы фестиваля «Код эпохи»

Борис Кагарлицкий
Борис Кагарлицкий

 

директор Института глобализации и социальных движений (ИГСО)

Всероссийский музей декоративно-прикладного и народного искусства, Международный культурный проект "Арт-Резиденция"

 

Кураторы фестиваля: Константин Гроусс, Дмитрий Алексеев

Код Эпохи

Современное искусство, музыка, танец​ в мире идей и вещей

 

​14-24 марта 2013 года

KodEpohi
bottom of page